rss
    Версия для печати

    "Пенье истины простой". Лирика архиеп. Иоанна (Шаховского). Ч. 2

    ...Благовествовать людям о Любви Божией - в этом видел цель своего служения этот удивительный религиозный поэт, принявший в монашеском постриге имя в честь Апостола Любви.
     

    salym.narod.ru Евангелие трудно «цитировать», так как в нем абсолютно нет ничего нецитатного

    Арх. Иоанн (Шаховской). Продолжение лирики (афоризмы)

     

    А потом, когда-нибудь, случайно

    Забредет в ненужный дом бродяга -

    И прочтет любви большую тайну

    На твоей совсем простой бумаге

    Шаховской. Поэзия

     

    Иногда, чтобы донести свою мысль до читателя, Владыка использует образы и сюжеты из Священного Писания, преимущественно из Евангелия. Как правило, Шаховской не заимствует их в неизменном виде, а переосмысливает. Так, развивая тему своего апостольского служения, он создает удивительное стихотворение «Палатка». В его основе - евангельский сюжет Преображения Господня, однако на первый план в стихотворении выходит не само Фаворское чудо, а реакция на него Петра: «...сказал Петр Иисусу: хорошо нам здесь быть; сделаем три кущи, одну Тебе, одну Моисею и одну Илии» (Лк. 9, 33). В стихотворении эти слова, слегка перефразированные, принадлежат лирическому герою, дополнительно введенному Шаховским в новозаветный сюжет («...взяв Петра, Иоанна и Иакова, взошел Он на гору помолиться» (Лк. 9, 28) -

     

    Однажды утром, выйдя рано

    На свежий воздух, впятером,

    Мы шли с Тобой, с Твоим Иоанном,

    С большим Иаковом, Петром, 

    И поднимались на вершину...

    Герой не ограничивается только предложением, но и осуществляет свое намерение: «Палатку белую раскинул // Я с Иоанном и Петром». И вдруг оказывается, что это уже не палатка, а, видимо, некое символическое воплощение Дома Божия - Церкви:

     

    И вдруг - расширилось жилище

    Палатки бедной и простой,

    И всех веков больных и нищих

    Увидел я в палатке той.

    Всех муки мира перенесших,

    Уже дошедших до венца,

    Еще земных, уже воскресших,

    Стоявших в правде до конца.

    Пришли глухие и немые,

    Без рук, без света, без любви.

    И под конец детей России

    Увидел я... В своей крови,

    Бесчисленны, необозримы

    Прошли они передо мной,

    Средь ангелов и херувимов,

    И скрылись в славе неземной.

     

    Очнувшись, герой обнаруживает, что палатка исчезла - и слышит от Господа, что это видение было лишь указанием на путь, предназначенный ему в этом мире:

     

    И Ты ответил: призрачны и кратки

    Дела людей на смертной их земле.

    Ты не построил Мне еще палатки,

    Ни Моисею, ни Илье.

    Идем с горы в великую долину

    И там теперь останусь Я с тобой;

    Ты будешь Мне учеником и сыном,

    Я буду Господин, Учитель твой.

    И от подножья этого Фавора

    Мы путь возьмем во все края земли.

    Я силу дам тебе и ясность взора,

    И дам тебе земные корабли,

    И дам дороги, и любовь без меры,

    И все, что сможешь взять ты у Меня

    Своей надеждою и верой.

    И отблеск понесешь того огня,

    Что видел ты, во все Мои селенья,

    Всем хижинам и всем дворцам

    Ты принесешь Мои веленья,

    Всю волю Моего Отца.

    Запомни, мир твой призрачен и краток,

    В нем будешь мучиться и плакать ты,

    Но я тебе позволю Мне палатку

    Построить в этом мире нищеты.

    И будет всем, средь скорби и позора,

    Болезней, плача, нищеты,

    Дом утешений, свет горы Фавора,

    Палатка, что построишь ты.

     

    Значение евангельского образа вновь изменилось: теперь палатка символизирует результат того служения, к которому призван лирический герой.

    Стихотворение «Палатка» - не единственный опыт поэтического осмысления Шаховским евангельских текстов и приложения их к собственной жизни. В своей речи перед хиротонией в епископы будущий владыка Иоанн признавался:  «...я понял, что Евангелие не есть только идеальная истина, для всего мира, но и личное, всякий раз неповторимое слово, письмо Бога Живого всякому человеку в мире, - письмо, прочитываемое человеком лишь в меру его духовного сознания». Вся жизнь Шаховского стала, по сути, личностным переживанием евангельского текста - не случайно, наверно, князь Димитрий Шаховской был назван в постриге в честь одного из евангелистов. Стихотворения, основанные на осмыслении Священного Писания, составляют, пожалуй, самую оригинальную часть поэтического наследия Владыки. Некоторые из них соотносятся с прозаическими текстами архиепископа Иоанна, развивающими ту же мысль.  Например, у него есть и прозаический, и лирический текст на одну и ту же тему - тему евангельских праведников и грешников. В самом Евангелии образ грешника не является однозначно отрицательным: кающийся грешник ближе к Богу, чем удовлетворенный собой праведник. Но Шаховской делает акцент на другом: не только в покаянии своем евангельские грешники бесконечно нас превосходят, даже их грехи праведны по сравнению с грехами человека ХХ столетия:

    «...А мытари, современные Господу Иисусу Христу, эти сборщики налогов, нечестные чиновники первого века, которых так гнушался палестинский народ, не дети ли и они по сравнению со многими чиновниками наших дней во всех странах и народах мира? <...>

    Хвалящий себя в храме Иерусалима древний фарисей, конечно, дитя, по равнению с открытой и прикрытой саморекламой многих общественных, политических, даже церковных деятелей нашего мира» («О евангельских и не евангельских грешниках»).

    В лирике эта же боль была высказана так::

     

    Если бы мы могли

    Только забыть свой елей,

    Как неразумные девы,

    Или только закопать

    Данный нам талант

    В печальную землю.

    Если бы мы могли

    Только благодушно испытывать

    Своих медленных волов, -

    Но мы участвуем

    Во всей бесчеловечности

    истории,

    Прикрываясь заботой

    О людях и народах.

    Господи Милостивый,

    Мы ушли

    Не только от Тебя,

    Но и от грешников Твоих,

    От праведных Твоих грешников...

     

    Как уже говорилось выше, Шаховской иногда изменяет композицию библейского сюжета, чтобы передать через него собственные мысли. Так происходит, например, в стихотворении «Зарождение истории»:

     

    Когда к Содому ангелы пришли,

    Предстала им земля во всем нагая.

    Ручьи шумели в землю убегая,

    Метались птицы в огненной пыли.

     

    И загорались все века земли.

     

    По Библии, Ангелы приходят в Содом, чтобы проверить, действительно ли грех жителей этого города велик перед Богом (Быт. 18, 20 - 33). Когда и их явление не останавливает беззакония, Господь наказывает города: «И пролил Господь на Содом и Гоморру дождем серу и огонь от Господа с неба, и ниспроверг города сии, и всю окрестность сию, и всех жителей городов сих, и все произрастения земли» (Быт. 19, 24 - 25).

    Шаховской исключает мотив Божественного наказания за грех - когда в стихотворении Ангелы подходят к Содому, он уже горит, то есть страдания и гибель - это прямое следствие греховной ошибки человека, но не наказание карающего Бога. Вывод этот подается Шаховским в историософском ключе: от пожара в Содоме, пожара как следствия греха, загорелись все века земной истории. Как писал Владыка, «вся история человеческая с ее войнами, смутами, кровопролитиями и насилием одних людей над другими, - есть только практический и логический результат человеческой жизни, не пришедшей к своему высшему, духовному завершению и просветлению через подчинение Божией правде».

    Такое восприятие истории подкрепляет образ огненной пыли, появившийся в стихотворении неслучайно. Его интерпретацию можно найти в богословской работе Шаховского, где Владыка толкует текст из Деяний апостолов о реакции иудеев на речь Павла: «До этого слова слушали его; а за сим подняли крик, говоря: истреби от земли такого! Ибо ему не должно жить. Между тем как они кричали, метали одежды и бросали пыль на воздух» (Деян., 22, 22 - 23).  Архиепископ Иоанн комментирует данный отрывок так: «Пыль эта - и подобная ей - до сих пор носится в воздухе этого мира... <...> Пыль в воздухе, о которой упоминают Деяния апостолов, есть образ нарушенного Закона Божьего, символ всякого греха».

    Работа, из которой взяты эти строки, называется очень характерно: «Спутники Дамасской дороги (о незаметных деятелях апостольского времени)». Это название указывает на один из приемов обращения Шаховского с библейскими сюжетами - Владыка берет за точку отсчета незаметный образ или второстепенного персонажа, и «через него» показывает знакомую ситуацию, нередко придавая ей иной, чем в первоисточнике, смысл, «приспосабливая» ее для передачи собственной идеи. Примеры такого подхода встречаются и в прозе Шаховского:

    - «... с начала моего пастырского пути, мне ничем не хотелось быть, как только малой рыбкой, которая была благословлена Христом, преломлена и роздана людям. Эта рыбка не оскудела в истории человечества. Она до сих пор многообразно питает всех, а особенно мудрых и простодушных. И одной из молитв моих была о том, чтобы и мне стать такой рыбкой никчемушней, которую благословил Христос»;

     

    - «...В юности вера моя была «наковальней и молотом» (бьющим по раскаленному железу). А в старости работаю, как ювелир, над перстнями отца, для детей, более близких к Нему, чем я».

    Шаховской использует этот художественный прием и в своей лирике - примером может послужить стихотворение «Вход в Иерусалим»: Иерусалим  http://www.bvoyage.ru

    Сделать нельзя иначе,

    Жизнь человека в плаче,

    Жизнь в нищете огромной,

    Свечка в светелке темной.

     

    Только потом и - после

    Всех мертвецов восстанья,

    Легкий, блаженный ослик

    Вновь пройдет над цветами.

     

    Он пройдет не в надежде,

    А в победе открытой,

    По бескрайней одежде,

    Малым, серым копытом.

     Первое четверостишие - картина земной жизни любого человека с ее скорбями и нуждами - но описано это не с трагическим накалом, а с каким-то светлым упованием, с подтекстом евангельских заповедей блаженств («Блаженны нищии духом... Блаженны плачущии...»).  Интонация закрепляется четвертой строкой: и уменьшительно-ласкательной формой двух главных слов: свечка, светелка; и двукратным лексическим повторением образа света (в тех же словах), который перекрывает смысловое поле тьмы. (как тут не вспомнить: «И свет во тьме светит, и тьма не объяла его» (Ин. 1, 5). Или в другом месте Нового Завета: «И притом мы имеем вернейшее пророческое слово; и вы хорошо делаете, что обращаетесь к нему, как к светильнику, сияющему в темном месте, доколе не начнет рассветать день» (2 Пет. 2, 19)

    Два следующих четверостишия - образная картина того воздаяния за земные скорби, которое ожидает людей после воскресения мертвых. Из учения Церкви мы знаем, что на Страшном Суде будут не только утешены скорбевшие, но и наказаны грешившие (ср. Откр., 20, 11 - 21, 8 и 22, 14 -15), однако у Шаховского идея Божественной кары вновь исчезает.

     Однако этим не ограничивается переосмысление новозаветного сюжета. Несмотря на название, в стихотворении нет изображения ни Самого Господа, ни праведников: мысль о них возникает лишь в нашем сознании из-за заглавия, отсылающего нас к Священному Писанию - да еще, возможно, из-за того, что именно людям, входящим в Небесный град, принадлежат бескрайние одежды, упоминаемые в тексте. Но показан в стихотворении лишь один «герой» - «тот самый» ослик, на котором Господь въехал в земной Иерусалим. Легкий, блаженный ослик - ощущение его легкости подкрепляется тем, что он пройдет над цветами. И в то же время он не призрачен, а вполне материален - он пройдет по бескрайним одеждам.

    Вход Господень в небесный Иерусалим -  это символ открытой и окончательной победы Истины, но Шаховской изображает его через простой и будничный образ: в центре нарисованной им картины - «малое, сером копыто» ослика, несущего на себе Царя Славы. Божественное является в мире не в шуме и пышности, оно всегда просто и потому непобедимо в своей смиренной Любви: «Поучения Господа - шепот Младенца, еле уловимый. Господь - единственный Младенец, Который не кричит, а шепчет. Шепотом Его полны небо и земля <...> Земля в солнечном дыму от любви Господней» (Шаховской. Продолжение лирики (афоризмы).

    Служение этой Любви также должно совершаться в простоте, будь оно поэтическим творчеством («...Не растворенье перед красотой, // А только пенье истины простой. // Нежданные стихи всегда пиши // Всей легкой простотой своей души») или монашеским деланием:   

     

    СВ. ВЕНЕДИКТ

    В высоте, над городом Кассино,

    Где оливы спят и эвкалипты,

    Он построил свой приют орлиный,

    Прилетев из дальнего Египта.

    И тетрадь любви священных правил

    Он оставил в келье закоптелой,

    И любовь свою земле оставил,

    Как молитву слов и дела.

    С этих пор простых монахов рясы

    Ввысь текут чредою длинной,

    Как весенний этот воздух ясный,

    С четырех сторон долины.

     

    ...Благовествовать людям о Любви Божией - в этом видел цель своего служения этот удивительный религиозный поэт, принявший в монашеском постриге имя в честь Апостола Любви. Стихотворения Шаховского наполнены той «радостью Преображенья», о которой идет речь в его стихотворении «Палатка» - радости о Господе, которая сильнее любых житейских бурь и невзгод, любых потерь и скорбей, которая действительно способна преобразить человеческую жизнь, наполнить ее светом Воскресения:

     

    УХОД

    И дам ему белый камень...

    Откр. 2, 17

    Плакать, мой друг, не нужно,

    Этот ветер - не злой,

    Но мы пред ним безоружны,

    Как деревья перед зимой.

    Поставлен плакучий камень

    Над нашей могилой в снегу,

    И кажется, что над нами

    Люди смерть берегут.

    И как будто они не знают,

    Что воскресна всякая плоть, -

    Что белый камень от рая

    Дал нам уже Господь.

     

    Иллюстрацияна главой - liveinternet.ru

    Вставить в блог

    Поддержи «Татьянин день»
    Друзья, мы работаем и развиваемся благодаря средствам, которые жертвуете вы.

    Поддержите нас!
    Пожертвования осуществляются через платёжный сервис CloudPayments.

    Яндекс цитирования Rambler's Top100 Рейтинг@Mail.ru