Преображение, или Мама для двадцати одногодок

Это даже не почувствовать себя мамой двадцати детей, а гораздо круче - в многодетной семье кто-то старший, помогает младшим и быт весь устоялся, а тут... Я была преисполнена всякого глупого романьтизьму: как буду играть с этими ангелочками из добрых воцерковлённых семей,  утирать им слёзы расставания с родными, читать добрые сказки "про православных ёжиков" и прочее, и прочее... Нет, это, конечно, всё было, но немного не так, как я себе представляла. Начнём с того, что были такие "ангелочки", которых родители отправили в лагерь, как в последнюю инстанцию с криком: "Сделайте же с ней хоть что-нибудь!" Многие родители, приезжавшие навестить ребятишек, говорили извиняющимся тоном: "Ну, мы подумали, может, хоть тут в сердце ребёнка упадёт что-то доброе хорошее..."

Самое замечательное, что ПРАВИЛЬНО ПОДУМАЛИ! Потому что эффект был! Но было очень тяжело. Детей, к моему удивлению, оказалось очень сложно заинтересовать. На все предложения действительно очень интересных кружков и занятий дети в основной массе отвечают: "Я не хочу, я не пойду, я такое не люблю, я лучше просто погуляю." Говорят, это из-за компьютеров и телевизоров - очень скучали ребятишки по этой технике. Хотят бесцельно слоняться, чувствовать себя "свободными" от чьей либо опеки.

В лагере было обязательным утреннее и вечернее молитвенное правило, молитвы до и после еды, но даже этот сокращенный минимум у многих детей вызывал неприятие. После еды кричу собравшейся уходить шестилетней девочке:

-Подожди, сейчас помолимся  с батюшкой и пойдем все вместе.

-Не-е-е, я не люблю молиться, я не буду.

-А зачем же ты поехала в православный лагерь, ты в Бога веришь?

 -В Бога? Верю.

-Мы же не поблагодарили Его за такой вкусный обед.

-Я когда встала, сказала: "Бог, спасибо". Я уже пойду, у меня там дела.

Были у нас приемные дети, которых взяли из детдома в семью. Их сразу видно. У них с детства выработался защитный механизм: "Не привязывайся ни к кому - будет больнее, когда обманут и бросят." Они выбирают себе человека повлиятельней и ходят за ним хвостиком, тенью, называют, как правило, мамой. Если видят, что человек не очень к ним расположен, выбирают другого. Такая страшная поговорка приходит на ум по этому поводу: "Сколько волка не корми, он все в лес смотрит." Надо памятники при жизни ставить тем людям, которые берут взросленьких деток из детдома к своим. Это здорово, но не каждому под силу.

Хочу ко всем мамочкам обратиться: не отправляйте детей в оздоровительный лагерь до девяти лет, точно! Наши девчушки даже не ведали, что им положили мамы в сумки. Вот такие диалоги звучали в течение всего сезона:

-Сейчас все идём мыться, в душ!

-Не-е-ет! Я не буду, я не пойду! Я дома помоюсь.

-Обязательно ВСЕ идём мыться! Твоя мама не обрадуется, если ты три недели не будешь мыться. Берите чистые трусы, мыло, шампунь, сланцы, полотенце.

-У меня нет.

-Чего нет?

-Ничего у меня нет.

-Давай по порядку. Чистые трусы есть?

-Я не знаю...

-Давай свою сумку, будем искать, вот, видишь, пакет с чистым бельем. Теперь бери полотенце.

-У меня нет...

-Та-а-а-ак, давай опять сумку...

Это по одной девочке, по пяти пунктам, а их семнадцать... Причем, пока с одной разбираешься, остальные шестнадцать разбегаются, как горох, в неизвестном направлении. Старшие дети хоть, если убегают, так знают, куда вернуться, а маленькие... Бить нельзя, орать - тоже не выход, всё-таки дети отдыхать приехали. Почти все наши - в первый раз, то есть не имели представления об обязательном подъёме, отбое, тихом часе.

Первые три дня были страшными. Груз ответственности за детей душил меня. Я молила Господа, чтобы мне вернуть всех детей живыми и здоровыми их родителям. Потом, постепенно,  быт устаканился, потихоньку наши малышечки поняли, что не везде можно жить по своим правилам - приходится мириться и с другими. Были девочки из неблагополучных семей, очень много из неполных. Вот, одна, например, говорит:

-А это к вам муж приехал?

-Да, это мой муж Сергей Владимирович.

-А он - Катин папа?

-Да, Катин, Тимин и Ванин.

-А у меня нет папы...Он сначала был, они с мамой поссорились очень сильно, теперь его никогда у меня не будет.

Другая тоже встревает в разговор:

-А у меня был один папа вроде ничего, а теперь не очень...Он маму пинает. Он с дедушкой водку пил и его побил, дедушка теперь болеет.

Одна девчушка всё время на мне "висла". Такой тактильный голод, что ли, у ребёнка. Я, говорит, у бабушки живу, а мама скоро ко мне приедет, у неё родился ребёнок. Везде за мной ходила, -"я с вами", так и бегали всюду вместе, если остановимся, она руки мне целует, мне как-то не по себе. Вечером стоим, поём на правиле, и она невольно тоже присутствует, тоже стоит, за руку или за юбку меня держит, а то и просто за ногу обнимает. К концу сезона, смотрю "Богородице Дево, радуйся" напевать стала, креститься научилась - Слава Богу!

Одна девочка всё время ловила лягушек. Не для того, чтобы мучить, а для того, чтобы был близкий друг в баночке, всегда под рукой. Я тоже в детстве сочинила стихотворение: "Маленькую мамочку посажу я в баночку. Буду мамочку любить, буду в баночке носить." Тоже, видимо, мама всегда была на работе, мамы не хватало. Но бедные лягушки не разделяли любви и умирали на второй день тюремного заключения. Все попытки объяснить ребёнку, что если это твой друг, если ты любишь этого лягушонка, то ты должна желать ему добра, должна отпустить его домой, к маме с папой, прерывались слезами и криком отчаяния: "Вы не понимаете, мне плохо без этой лягушки и хорошо без вас!!!"

Один раз я потеряла из виду трех девочек, кинулась их искать, быстро нашла около нашей часовни, неподалёку. Девочки были все в слезах. Оказывается, они нашли гусеницу, такую большую, жирную, светло-зелёную и она, как им показалось, мало шевелилась и была "при смерти". Они завернули "животное" в берёзовые листья, побежали к часовне и горячо молились о выздоровлении гусеницы, но гусеница по-прежнему мало шевелилась. Когда я их настигла, они собирались "занести умирающую в храм". Я их поддержала, сказала, что молиться за тех, кого любишь - это очень хорошо, но в часовню всё же заносить её не стоит, помогла им сделать более удобное ложе для гусеницы, сказала, чтобы они оставили больную в покое - ночь будет решающей. Вечером, вижу, они смазывают со своих лобиков освященный елей и мажут им гусеницу - чтобы ей легче было.

Когда была Литургия, в первое от нашего пребывания воскресенье, у меня возникло явственное ощущение присутствия Божия. Всё-таки, где дети - там Бог! Вот, думаю, Ангелов-то, наверное, сколько! Многие ребятишки отказались идти, многие баловались вокруг, кто-то был занят ловлей лягушек, но довольно большая кучка детей стояла и молилась! Что там было у них в головах - не ведомо, но много детей посерьезнело, выпрямилось, затихло и никуда не разбежалось! Какие-то самые хулиганистые, какие-то совсем не знакомые с тем, что происходит на Литургии, они стояли и молились! Они все почувствовали присутствие Бога. Меня слёзы душили всю службу. Не знаю толком, от чего. То ли от того, что почувствовала, как любит нас Господь, всех, хулиганистых, обманщиков, не желающих молиться и жить по Божьим правилам, пытающихся силой заставить себя любить, выдумывающих себе важное в мелком - ведь дети это зеркало, это - отражение взрослых. Только зеркало более новое и чистое. То ли от любви и жалости к ребятишкам, то ли от сознания собственной беспомощности - хотелось реветь навзрыд.

Батюшка наш каждый день в 7:30 служил молебен "для взрослых". Ну, в смысле, до подъема, подъем-то у нас был в 8:00. Как он помогал! Вы даже представить себе не можете! Если кто-то из детей болеет, если кто-то проблемный очень, мы за него помолимся, и ситуация меняется "на глазах" в лучшую сторону. У меня были такие мысли: "Давай, вспоминай всё, о чем давно мечтаешь, и проси здесь и сейчас, пока есть возможность напрямую общаться с Богом." Что-то вроде "Пользуясь случаем, хочу..." Полунощницу служили - тоже здорово. Стоишь, часовня такая красивая, бревенчатая, лес кругом, ночь, из освещения только свечи, спать охота! А мы, как солдаты на посту, собрались во Имя Господне, и такое опять ощущение, что Он среди нас. Это я просто не была на монастырских службах, представляю, какая там благодать!

Очень трудно было из-за того, что я была с маленьким Ваней на руках. Тима был в отряде мальчиков 10 лет - с ним проблем не возникало, и виделись мы с сыном очень редко. Катя была у меня в отряде, по послушанию она мне хлопот не доставляла, но зато стала ревновать. Плачет, когда видит, что я целую и обнимаю чужую приёмную девочку:

-Мама, ты что, теперь меня меньше любишь, чем этих девочек?

-Да моё ты солнышко, нет, конечно, ты - моя единственная дочь! Просто мамы этих девочек поручили мне их на 18 дней. Это пока, временно, у тебя, как будто 16 сестричек, а я для всех вас мама. Тебе хорошо, твоя мама рядом, а у девчонок далеко, давай их пожалеем.

-Но только на 18 дней, ладно?

На том и договорились.

Прибежим в столовую, я с Ваньком своим на одной порции была на одном месте. Мы, пока суп разольем, пока проверим чтобы у всех всего хватало, пока рассмотрим все жалобы девчонок друг на друга, враждующих примирим....Я усядусь, наконец, Ваню на руки, пытаюсь его супом накормить, он ещё сопротивляется. Слышу, уже батюшка колокольчиком звенит, на молитву зовет, хор встаёт:"Благодарим Тя..." Я, как питон, пытаюсь сама чего-нибудь заглотить, а девчонки-то мои поразбегутся, если их не ловить. О-хо-хо! У нас, у вожатых, ещё все сердце изболелось, что некоторые девочки ничего не кушали. Ну, просто ни-че-го! Питание было хорошее, даже если сильно избалованный ребёнок, можно было выбрать себе хоть чего-нибудь, а некоторые просто не притрагиваются! Как была тарелка с макаронами, курицей и помидоркой, так её и несут сразу на стол отходов. Сначала нам говорили: "Ой, не переживайте, это они дома привыкли печеньем, чипсами, конфетами догоняться, два дня не поедят, потом всё будут есть!" Не тут-то было! Они держались на хлебе и воде весь сезон! Хлеба наберут полные карманы, воды из фонтанчика напьются и вперёд! По-монастырски. Мы пробовали заставлять - плачут горькими слезами. Пробовали уговорами - нет, и всё! Ну, думаю, родители доверили мне детей, а они голодные, вот тебе и оздоровительный лагерь. Было несколько дней холодно - это какой-то кошмар! Ребёнок выходит утром, +10 градусов, лужи кругом, в футболке и сланцах на босу ногу. Говоришь ему:

-Так нельзя, иди, одевайся.

-А мне не холодно!

-Всем холодно, иди, ищи кофту, куртку, колготки, носки, резиновые сапожки...

-Я не буду, я всегда дома так хожу, мне так нравится.

-В таком виде ты останешься в комнате, иди, одевайся.

-У меня ничего такого нет.

-Если мама тебе не положила с собой теплой кофты, то я - испанский лётчик, иди, ищи.

Со скрипом уходит, возвращается в куртке, шапке, теплых штанах и ....в сланцах на босу ногу. А для некоторых детей я и в правду выходила испанским лётчиком: одной девочке кроме спортивной велюровой кофты не положили ничего теплого, а у другой из обуви были только сандалики. Что было делать, в лагере жизнь активная, постоянно надо бежать детям куда-нибудь, не сидеть же им, правда, в комнате - мы одевали одежду других детей.

Несмотря на все трудности, нам очень понравилось, даже в самые тяжелые минуты не было ощущения, что всё это зря. Кто смотрел фильм с Майклом Дугласом "Игра"? Вот, у меня такие параллели возникали. Надо, надо, как-то встряхиваться, чтобы понять, какой дорогой ты идешь и не замкнулась ли она у тебя в кольцо.

Фото Инны Пироговой, Валерия Николаевича Буйницкого и Олега Ткаченко.